18:26
Бывают идеи...
...которые, пока они остаются лишь у тебя в голове, воспринимаются как "ну неплохо, может, из этого что и выйдет". А потом ты пишешь по ней историю - одним махом, меньше чем за два часа, и у тебя такое чувство, что тебе её подарили откуда-то из неведомого пространства, и вот она у тебя в ладонях как прозрачный шарик, светящийся, тёплый, драгоценный.
Уток кормить
Фандом: Лукьяненко Сергей «Дозоры»
Пэйринг и персонажи: Завулон/Антон Городецкий
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Жанры: романтика, драма, ангст, капелька психодела
Описание: Антон и Завулон гуляют в осеннем парке, и Завулон очень не хочет отпускать Антона на дежурство.
читать дальшеТакие солнечные и пронзительно-тихие дни редко выпадают поздней осенью. Кое-где лужицы уже тронуты льдом, голые ветви, чёрные, угловатые, тянутся к бледно-голубому небу, изредка на корявых стволах можно рассмотреть зеленоватые пятнышки мха – Антон, смеясь, уверяет, что этот мох напоминает сумеречный. Антон шагает легко, он давно снял шапку, и она болтается у него в руке, пожухлая листва тихонько шуршит, когда он поддевает её носком ботинка.
Они спускаются вниз, к тёмной спокойной воде пруда. Оттуда чуть тянет сыростью, сонной прохладой. Несколько слетевших листьев покоятся на стеклянно-гладкой поверхности безмятежно, никуда не торопятся плыть.
Тоненькая цепочка ряби тянется из-за поворота, едва приметная. Сквозь рыжие камыши виден силуэт утки, медленно, величаво ведущей за собой ватагу утят. Утята крохотные, со смешными жёлтыми клювиками, послушно следуют за родительницей, ни один не пытается вырваться вперёд.
Антон смеётся, указывает на них, и стекло его наручных часов блестит на солнце – он поворачивает запястье и недоуменно смотрит на стрелки.
- Завулон, - в улыбке угадывается и растерянность, и лёгкое смущение, - уже так поздно, оказывается. Мне надо на дежурство.
Завулон опускает руку на сгиб его локтя, мягко тянет руку Антона к себе. Рукой в перчатке поглаживает голую ладонь Антона, прохладные пальцы.
- Позвони Гесеру, - тихо говорит Завулон, - скажи, что задержишься.
- Но у нас совещание.
- Совещание, - Завулон посмеивается, - Эдгар тебе не рассказывал, как он опаздывал на совещание ко мне и в итоге решил не приходить вовсе?
Антон замедляет шаг, поворачивается к Завулону лицом, в уголках глаз собираются недоверчивые морщинки.
- Что ж ты с ним сделал после такого?
- Расспросил, - Завулон безмятежно смотрит в ответ, - поинтересовался, почему он решил задержаться. Оказалось, Эдгар был в парке, кормил уток.
Завулон ухмыляется заговорщически, указывает взглядом на гибкую серо-зеленоватую шею, крепкий клюв.
- И я сказал – почему бы нет? Тёмные дела подождут, а сделать то, что очень хочется – дорогого стоит.
Недоверие уходит из глаз Антона не сразу, но он смеётся, одобрительно кивает.
- Раз уж я, Тёмный, о котором рассказывают страшные истории стажёрам, не стал наказывать Эдгара, неужели ты думаешь, что Гесер тебя не простит? Позвони ему. Предупреди.
- Не буду же я врать начальству, - бурчит Антон.
- Зачем же врать? Скажи как есть. Вон там, если перейти через мостик, пекарня, у них очень вкусные булки, - Завулон вытягивает руку, указывая, а потом как бы ненароком приобнимает Антона, притягивает его к себе, крепко сжимает предплечье сквозь тонкую ткань куртки. Поправляет ему шарф, чуть ослабляя узел, прижимая плотную шерстяную ткань к шее. – Мы съедим их с кофе – и уток покормим. Ты давно в последний раз кормил уток, Городецкий?
Антон рассеянно смотрит на него, словно пытаясь припомнить – и зрачки Завулона ловят, фиксируют взгляд Антона. Несколько секунд, едва уловимое воздействие – Антон моргает, взгляд становится потерянным, как у ребёнка, и тут же проясняется.
- Извини, - Антон сам берёт его под локоть, будто невзначай касается плечом плеча. – Я отвлёкся, кажется. Куда мы сейчас? Уток кормить?
Они огибают пруд вдоль самой кромки воды, идут через мостик. Доски старые, поскрипывают, но линии вероятности не сулят ни малейшей возможности провалиться. Из дверей пекарни сладко пахнет корицей, Антон и Завулон ныряют внутрь с предвкушением и через несколько секунд выходят, сжимая в руках стаканчики и пухлые аппетитные свёртки.
Бумага шелестит в руках. Антон принимается за свою булку не сразу – поглядывает на тонкие губы Завулона, на то, как неторопливо, аккуратно он откусывает, запивает мелкими глотками. Антон шутит что-то про свою неуклюжесть, про то, что сейчас будет весь в крошках, и Завулон кивает, прикрывает глаза.
Инквизиторское заклятие никак не отпустит Антона – это и к лучшему, не то он давно бы догадался, где они.
А раз они здесь – значит, серые балахоны сумели-таки обыграть и Тёмных, и Светлых, увлечённых своей партией, выпустивших из виду главных, беспощадных конкурентов. Где теперь Гесер? Растворился в Сумраке, или сидит в каземате, или превращён во что-то на потеху победителям, как когда-то превратили Ольгу? Завулон убеждает себя, что ему самому повезло больше: Саркофаг Времени – вполне комфортная тюрьма, когда твои способности Иного никуда не делись и ты можешь кроить под себя пространство как хочешь. А ещё – рядом Городецкий, и вот Городецкому ничего не нужно знать, он сорвётся, не выдержит, он голову расшибёт о невидимые барьеры, пытаясь вырваться наружу.
- Ну, кто первый кидает?
- Ты, - благодушно кивает Завулон, и крошки сыплются в воду. Утка-мать легонько ведёт шеей, словно раздумывая, доверять ли внезапному угощению, и пару секунд Завулону кажется, будто она косится на него насмешливо, будто Городецкий, держащий его ладонь в своей – такая же выдумка его измученного пленом сознания, как и она. От кого он на самом деле скрывает правду – от Антона или от себя?
Утка тихонько покрякивает, ведёт своё почтенное семейство к берегу, принимать угощение, и Завулон встряхивает головой. Он обнимает Антона со спины – тёплого, живого, прижимается носом к его макушке и дышит, дышит. Корица, сигаретный дым, ментоловый шампунь – это всё настоящее, и Антона настоящий, и он по-настоящему смеётся:
- Аккуратней, в воду меня уронишь! Как я потом на дежурство пойду – мокрый?
Надо сказать Антону, что дежурства не будет. Надо сказать, что они здесь на столько, на сколько им захочется – а потом смогут нарисовать десятки, сотни новых миров.
Завулон молчит.
И Антон замолкает, следит за хлопаньем крыльев, за проворными шеями, нагибающимися к воде.
Проникнуть сквозь ментальные щиты Завулона он не смог бы и не станет даже пытаться. Но за безмятежностью сине-серых глаз он угадывает напряжённую работу мысли, и уже не раз он чувствовал неуловимое, как паутинка, прикосновение чужой магии.
- Зябко тут, - роняет он, потирает ладони друг об друга, и Завулон тут же стаскивает замшевые перчатки, тёплые крепкие руки сжимают Антоновы пальцы.
- Пойдём, - Завулон оглядывается на стеклянную дверь пекарни, сквозь которую льётся мягкий свет. – Там наверняка есть свободные столики.
Антон кивает, но не спешит отходить от воды.
- Ещё немножко постоим.
Ещё немножко. Знать бы, сколько осталось. Тигр – или это был не Тигр, а другое, более жестокое и жадное воплощение Сумрака – рванулся из самых глубин, не предупреждая, не пытаясь ни о чём договориться, и Сумрак рвался лоскутами, рвалась реальность, и Надя шагнула твари навстречу, ударяя в ответ, отсекая себя и тварь от всего мира. Антон рвался к ней, ударился об этот барьер с размаху – и не пытался уже ничего понять, просто накрыл собой хрупкое сухощавое тело того, кто тоже пытался ещё бороться, кого хотелось защитить, уберечь любой ценой.
Здесь, между слоями распавшегося Сумрака, всё так зыбко и дрожаще, что Антон боится колдовать, как боялся бы тронуть тонкую, натянутую до предела струну. Антон видит, как тщательно и бережно Завулон вырисовывает для него этот берег, и пруд, и уток, и кофейную горечь, и сдобную сладость булки – что-то болезненно пережимает Антону рёбра. Завулон не помнит, Завулон, похоже, уверен, что они в Саркофаге Времени, и Антон обязан сказать правду.
Но – когда Завулон поймёт, удержатся ли эти лоскутья Сумрака вокруг них? Не сметёт ли всё, что осталось, волна боли, гнева и страха?
Антон боится рискнуть. А может, куда сильней он боится того, что Завулон рядом с ним окажется ещё одним лоскутом Сумрака, обманкой, которую Антон выдумал, чтобы не сойти с ума.
Когда он думает об этом, он старается сдержать дрожь и каменеет – вот и сейчас не сразу чувствует, как пальцы Завулона пропихиваются меж его пальцев, сжимают их. Антон стискивает пальцы Завулона в ответ – тёплые.
Вдруг Надя ещё может победить? Вдруг у неё ещё получится всё вернуть?
Завулон смотрит вопросительно – он чувствует Антонову тревогу, он начнёт выяснять, в чём дело, если только ему не придётся немедленно сосредоточиться на чём-то другом. Антон беззвучно вздыхает и приподнимает руку, разглядывает циферблат.
- Завулон, - он виновато улыбается, - оказывается, уже так поздно. Мне надо на дежурство…
Уток кормить
Фандом: Лукьяненко Сергей «Дозоры»
Пэйринг и персонажи: Завулон/Антон Городецкий
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Жанры: романтика, драма, ангст, капелька психодела
Описание: Антон и Завулон гуляют в осеннем парке, и Завулон очень не хочет отпускать Антона на дежурство.
читать дальшеТакие солнечные и пронзительно-тихие дни редко выпадают поздней осенью. Кое-где лужицы уже тронуты льдом, голые ветви, чёрные, угловатые, тянутся к бледно-голубому небу, изредка на корявых стволах можно рассмотреть зеленоватые пятнышки мха – Антон, смеясь, уверяет, что этот мох напоминает сумеречный. Антон шагает легко, он давно снял шапку, и она болтается у него в руке, пожухлая листва тихонько шуршит, когда он поддевает её носком ботинка.
Они спускаются вниз, к тёмной спокойной воде пруда. Оттуда чуть тянет сыростью, сонной прохладой. Несколько слетевших листьев покоятся на стеклянно-гладкой поверхности безмятежно, никуда не торопятся плыть.
Тоненькая цепочка ряби тянется из-за поворота, едва приметная. Сквозь рыжие камыши виден силуэт утки, медленно, величаво ведущей за собой ватагу утят. Утята крохотные, со смешными жёлтыми клювиками, послушно следуют за родительницей, ни один не пытается вырваться вперёд.
Антон смеётся, указывает на них, и стекло его наручных часов блестит на солнце – он поворачивает запястье и недоуменно смотрит на стрелки.
- Завулон, - в улыбке угадывается и растерянность, и лёгкое смущение, - уже так поздно, оказывается. Мне надо на дежурство.
Завулон опускает руку на сгиб его локтя, мягко тянет руку Антона к себе. Рукой в перчатке поглаживает голую ладонь Антона, прохладные пальцы.
- Позвони Гесеру, - тихо говорит Завулон, - скажи, что задержишься.
- Но у нас совещание.
- Совещание, - Завулон посмеивается, - Эдгар тебе не рассказывал, как он опаздывал на совещание ко мне и в итоге решил не приходить вовсе?
Антон замедляет шаг, поворачивается к Завулону лицом, в уголках глаз собираются недоверчивые морщинки.
- Что ж ты с ним сделал после такого?
- Расспросил, - Завулон безмятежно смотрит в ответ, - поинтересовался, почему он решил задержаться. Оказалось, Эдгар был в парке, кормил уток.
Завулон ухмыляется заговорщически, указывает взглядом на гибкую серо-зеленоватую шею, крепкий клюв.
- И я сказал – почему бы нет? Тёмные дела подождут, а сделать то, что очень хочется – дорогого стоит.
Недоверие уходит из глаз Антона не сразу, но он смеётся, одобрительно кивает.
- Раз уж я, Тёмный, о котором рассказывают страшные истории стажёрам, не стал наказывать Эдгара, неужели ты думаешь, что Гесер тебя не простит? Позвони ему. Предупреди.
- Не буду же я врать начальству, - бурчит Антон.
- Зачем же врать? Скажи как есть. Вон там, если перейти через мостик, пекарня, у них очень вкусные булки, - Завулон вытягивает руку, указывая, а потом как бы ненароком приобнимает Антона, притягивает его к себе, крепко сжимает предплечье сквозь тонкую ткань куртки. Поправляет ему шарф, чуть ослабляя узел, прижимая плотную шерстяную ткань к шее. – Мы съедим их с кофе – и уток покормим. Ты давно в последний раз кормил уток, Городецкий?
Антон рассеянно смотрит на него, словно пытаясь припомнить – и зрачки Завулона ловят, фиксируют взгляд Антона. Несколько секунд, едва уловимое воздействие – Антон моргает, взгляд становится потерянным, как у ребёнка, и тут же проясняется.
- Извини, - Антон сам берёт его под локоть, будто невзначай касается плечом плеча. – Я отвлёкся, кажется. Куда мы сейчас? Уток кормить?
Они огибают пруд вдоль самой кромки воды, идут через мостик. Доски старые, поскрипывают, но линии вероятности не сулят ни малейшей возможности провалиться. Из дверей пекарни сладко пахнет корицей, Антон и Завулон ныряют внутрь с предвкушением и через несколько секунд выходят, сжимая в руках стаканчики и пухлые аппетитные свёртки.
Бумага шелестит в руках. Антон принимается за свою булку не сразу – поглядывает на тонкие губы Завулона, на то, как неторопливо, аккуратно он откусывает, запивает мелкими глотками. Антон шутит что-то про свою неуклюжесть, про то, что сейчас будет весь в крошках, и Завулон кивает, прикрывает глаза.
Инквизиторское заклятие никак не отпустит Антона – это и к лучшему, не то он давно бы догадался, где они.
А раз они здесь – значит, серые балахоны сумели-таки обыграть и Тёмных, и Светлых, увлечённых своей партией, выпустивших из виду главных, беспощадных конкурентов. Где теперь Гесер? Растворился в Сумраке, или сидит в каземате, или превращён во что-то на потеху победителям, как когда-то превратили Ольгу? Завулон убеждает себя, что ему самому повезло больше: Саркофаг Времени – вполне комфортная тюрьма, когда твои способности Иного никуда не делись и ты можешь кроить под себя пространство как хочешь. А ещё – рядом Городецкий, и вот Городецкому ничего не нужно знать, он сорвётся, не выдержит, он голову расшибёт о невидимые барьеры, пытаясь вырваться наружу.
- Ну, кто первый кидает?
- Ты, - благодушно кивает Завулон, и крошки сыплются в воду. Утка-мать легонько ведёт шеей, словно раздумывая, доверять ли внезапному угощению, и пару секунд Завулону кажется, будто она косится на него насмешливо, будто Городецкий, держащий его ладонь в своей – такая же выдумка его измученного пленом сознания, как и она. От кого он на самом деле скрывает правду – от Антона или от себя?
Утка тихонько покрякивает, ведёт своё почтенное семейство к берегу, принимать угощение, и Завулон встряхивает головой. Он обнимает Антона со спины – тёплого, живого, прижимается носом к его макушке и дышит, дышит. Корица, сигаретный дым, ментоловый шампунь – это всё настоящее, и Антона настоящий, и он по-настоящему смеётся:
- Аккуратней, в воду меня уронишь! Как я потом на дежурство пойду – мокрый?
Надо сказать Антону, что дежурства не будет. Надо сказать, что они здесь на столько, на сколько им захочется – а потом смогут нарисовать десятки, сотни новых миров.
Завулон молчит.
И Антон замолкает, следит за хлопаньем крыльев, за проворными шеями, нагибающимися к воде.
Проникнуть сквозь ментальные щиты Завулона он не смог бы и не станет даже пытаться. Но за безмятежностью сине-серых глаз он угадывает напряжённую работу мысли, и уже не раз он чувствовал неуловимое, как паутинка, прикосновение чужой магии.
- Зябко тут, - роняет он, потирает ладони друг об друга, и Завулон тут же стаскивает замшевые перчатки, тёплые крепкие руки сжимают Антоновы пальцы.
- Пойдём, - Завулон оглядывается на стеклянную дверь пекарни, сквозь которую льётся мягкий свет. – Там наверняка есть свободные столики.
Антон кивает, но не спешит отходить от воды.
- Ещё немножко постоим.
Ещё немножко. Знать бы, сколько осталось. Тигр – или это был не Тигр, а другое, более жестокое и жадное воплощение Сумрака – рванулся из самых глубин, не предупреждая, не пытаясь ни о чём договориться, и Сумрак рвался лоскутами, рвалась реальность, и Надя шагнула твари навстречу, ударяя в ответ, отсекая себя и тварь от всего мира. Антон рвался к ней, ударился об этот барьер с размаху – и не пытался уже ничего понять, просто накрыл собой хрупкое сухощавое тело того, кто тоже пытался ещё бороться, кого хотелось защитить, уберечь любой ценой.
Здесь, между слоями распавшегося Сумрака, всё так зыбко и дрожаще, что Антон боится колдовать, как боялся бы тронуть тонкую, натянутую до предела струну. Антон видит, как тщательно и бережно Завулон вырисовывает для него этот берег, и пруд, и уток, и кофейную горечь, и сдобную сладость булки – что-то болезненно пережимает Антону рёбра. Завулон не помнит, Завулон, похоже, уверен, что они в Саркофаге Времени, и Антон обязан сказать правду.
Но – когда Завулон поймёт, удержатся ли эти лоскутья Сумрака вокруг них? Не сметёт ли всё, что осталось, волна боли, гнева и страха?
Антон боится рискнуть. А может, куда сильней он боится того, что Завулон рядом с ним окажется ещё одним лоскутом Сумрака, обманкой, которую Антон выдумал, чтобы не сойти с ума.
Когда он думает об этом, он старается сдержать дрожь и каменеет – вот и сейчас не сразу чувствует, как пальцы Завулона пропихиваются меж его пальцев, сжимают их. Антон стискивает пальцы Завулона в ответ – тёплые.
Вдруг Надя ещё может победить? Вдруг у неё ещё получится всё вернуть?
Завулон смотрит вопросительно – он чувствует Антонову тревогу, он начнёт выяснять, в чём дело, если только ему не придётся немедленно сосредоточиться на чём-то другом. Антон беззвучно вздыхает и приподнимает руку, разглядывает циферблат.
- Завулон, - он виновато улыбается, - оказывается, уже так поздно. Мне надо на дежурство…
@настроение: хорошо
@темы: моё, творчество, Дозоры Лукьяненко, фанфики
Ирония - это вообще замечательная вещь.
